-
В первой половине ХХ века Гарвард был университетом для высших классов. Подавляющее большинство студентов, как, впрочем, и профессоров и даже администрации, происходили из богатых семей Новой Англии. Но одного богатства было недостаточно — к примеру, евреев в Гарвард практически не принимали, причем в отличие от других университетов «для благородных» здесь дискриминация была совершенно открытой.
Тому, кто принадлежал к элите (разумеется, только юношам, о девушках и речь не шла), поступить в Гарвард ничего не стоило. Студенты вели жизнь богатых бездельников — снимали просторные квартиры с прислугой в районе под названием Золотой берег, развлекались, ездили по балам. Занятиям особого значения не придавали.
В начале 30-х годов Гарвард возглавил Джеймс Конант. Он задался целью изменить старые порядки и открыть доступ в элитарный университет одаренным юношам из глубинки (Конант стремился ликвидировать только классовое неравенство — половое и ему казалось в порядке вещей). В январе 34-го года два эмиссара Конанта отправились в длительную поездку по школам Среднего Запада в поисках талантов.
Отбор осуществлялся на основе Scholastic aptitude test (SAT) — теста, определяющего способность к обучению. Разработан он был на базе теста IQ (коэффициент умственного развития).
Как и сторонники введения в России единого государственного экзамена, которые надеются с его помощью обеспечить всем абитуриентам равные условия и сделать процедуру поступления более справедливой, Конант считал, что SAT покончит с системой социальных привилегий. Именно поэтому он выбрал тест, проверяющий интеллектуальные способности, а не знания, — дабы дети богатых родителей, к услугам которых были лучшие школы, не имели преимуществ.
«Улов» 34-го года оказался сравнительно невелик — 10 первокурсников. Но среди тех, кого отобрали для Гарварда в первые годы, был, в частности, Джеймс Тобин, получивший в 1981 году Нобелевскую премию по экономике. Опыт применения SAT стал стремительно распространяться по американским университетам. К началу Второй мировой войны новый тест сдавали уже 20 тысяч выпускников в год.
После войны доступность высшего образования в США резко возросла. Государство всячески поощряло тех, кто, вернувшись с фронта, шел в университеты, и полностью оплачивало их обучение. Открывались новые высшие учебные заведения, и попасть туда, в общем, было нетрудно. Но тому, кто хотел учиться в лучших университетах Америки, необходимо было получить высокий балл на SAT. К 1957 году этот тест стал основным критерием отбора абитуриентов, а число сдававших его выпускников достигло полумиллиона.
Сегодня девяносто процентов американских колледжей и университетов требуют от каждого поступающего предъявления результатов SAT. Но теперь он не является главным и уж тем более единственным критерием.
Система
Постепенно подготовка к SAT превратилась в Америке в целую индустрию. Это не похоже на знакомую нам систему, когда родители платят огромные деньги репетиторам, которые могут посодействовать в получении высоких баллов на приемных экзаменах. SAT сдают прямо в школе, компьютерная проверка осуществляется в едином центре, расположенном в Принстоне (штат Нью-Джерси), а о полученных баллах ученика извещают по почте. Ни о каких взятках речь, конечно, не идет, но чтобы улучшить свой результат, множество детей учатся на летних курсах, которые стоят от 800 до 900 долларов (в 1999 году оборот «индустрии» подготовки к SAT — курсы плюс продажа пособий — составил 400 млн. долларов), или нанимают частных учителей. Это означает, что преимущество вновь получают те, чьи родители могут позволить себе дополнительные траты.
Но как уравнять того, кто окончил частную школу, где к его услугам были первоклассные учителя, дорогие пособия и современное оборудование, с тем, кто учился в переполненном классе бесплатной школы? Или с тем, чьи родители сами не имеют высшего образования или вообще недавние иммигранты, плохо ориентирующиеся в американской жизни и почти не говорящие по-английски? Старательные и способные дети из благополучных семей стремятся не только SAT сдать как можно лучше, но и в выпускных классах выбрать предметы из вузовской программы, чтобы оценки по ним тоже представить в приемную комиссию. Но вот в 1999 году Американский союз защиты гражданских свобод подал в суд на штат Калифорния. Правозащитники утверждали, что Калифорнийский университет действует несправедливо, отдавая предпочтение тем, кто сдает в школе вузовские экзамены, — не у всех же есть такая возможность.
Единственного волшебного решения, которое позволило бы выбрать лучших, никого при этом не обидев, конечно, нет. Попытки сгладить социальную несправедливость (в США это касается главным образом расовых и этнических меньшинств; именно их представители чаще всего оказываются на нижней ступени социальной лестницы) и при этом все-таки не снижать уровень образования приводят к бесконечному усложнению системы, придумыванию дополнительных критериев оценки, делению общества на все большее число категорий и введению все новых льгот.
Послабления
Сориентироваться в этой системе совсем непросто. Поэтому в каждой школе, включая самые бедные и неблагополучные, есть консультанты. Они помогают ученику оценить свои шансы, очертить круг университетов, в которые стоит пытаться поступить, правильно заполнить все анкеты. Консультант подскажет, как повыигрышнее представить себя приемной комиссии, проследит, чтобы ученик перечислил все свои таланты, упомянул об «общественной работе», отметил трудности, которые ему удалось преодолеть, подчеркнул замечательные свойства своего характера. Еще одна важнейшая функция консультанта — изучить, на какие программы финансовой поддержки может претендовать именно этот мальчик или девочка. А таких программ масса — федеральных, штатных, частных, — и каждая строго оговаривает, для каких категорий она предусмотрена. Множество детей, чьи семьи не в состоянии заплатить за высшее образование, при выборе колледжа руководствуются прежде всего тем, какие стипендии и гранты они смогут получить. Вот пример из недавней статьи в «Нью-Йорк таймс».
Рубен Кванза выбрал из принявших его университетов инженерный колледж Бакнелл. Обучение в нем стоит 33 с половиной тысячи долларов в год — совершенно неподъемный расход для мамы Рубена, иммигрантки из Ганы, работающей санитаркой в одной из больниц Бронкса. Однако поскольку Рубен сумел продемонстрировать большую энергию, целеустремленность и трудолюбие, а его консультант помог ему представить себя в самом лучшем свете, он получил вспомоществование от самого университета (28,5 тысячи) да еще федеральный грант и студенческий кредит (примерно по две с половиной тысячи каждый), так что обучение Рубена не будет стоить его матери ни цента.
Между тем академические успехи Рубена оставляли желать лучшего. Результат его SAT составил, несмотря на все старания, всего 970 баллов — этого решительно недостаточно для такого колледжа как Бакнелл. Но в тамошней приемной комиссии считают, что результат ребенка, выросшего в бедной семье или принадлежащего к какому-нибудь меньшинству, надо брать с другим весом, чем результат его благополучного и обеспеченного сверстника. Рубен Кванза был зачислен благодаря отличным рекомендациям, в которых, впрочем, не утверждалось, что он отличник — только то, что он энергичен, предприимчив и очень хочет учиться. Африканское происхождение Рубена несомненно сыграло свою роль. В письме, извещавшем его о том, что он зачислен, а его прошения о финансовой помощи удовлетворены более чем щедро, администрация, в частности, отметила, что он безусловно внесет значительный вклад в «культурное разнообразие» колледжа.
О культурном, то есть просто расовом и этническом, разнообразии печется каждый университет, хотя и в разной степени. Американское общество требует, чтобы социально обездоленным меньшинствам были предоставлены такие же возможности, как и среднему классу, к которому в США принадлежит подавляющее большинство граждан. При этом речь — избави бог — не идет о квотах. Это слово в американских вузах предано анафеме как неполиткорректное. Оно предполагает, что афроамериканцам, мексиканцам, латиноамериканцам надо выделять специальные места, потому что они априори слабее своих белых сверстников. И хотя в среднем отметки у них действительно ниже, американцы считают правильным вводить какие-то дополнительные критерии, вроде общественной работы, преодоления жизненных трудностей и т.д.
Дальше других по этому пути пошел университет Беркли — один из лучших американских вузов, входящий в состав Калифорнийского университета. Там очень сильны традиции борьбы за права униженных и оскорбленных. Совсем недавно в Беркли была введена новая система отбора студентов. До 75 процентов зачисляется исключительно на основании высоких баллов и разнообразных академических успехов. Остальные места предназначены для тех, кого оценивают по «дополнительным» критериям: учитывается школа, которую окончил абитуриент, его внешкольные занятия, лидерские качества. О его достижениях судят не по сумме баллов, а исходя из того, чего он сумел добиться вопреки трудностям — бедности, необразованности родителей, неблагополучию в семье, плохому знанию английского и т.д.
От академических критериев в американских университетах отступают не только во имя смягчения социального неравенства. Нарасхват идут абитуриенты, которые могут составить спортивную славу университета, так что, если за спиной у тебя победы в баскетбольных чемпионатах или соревнованиях по плаванию, низкий балл на SAT тебе не помеха. Мечты Джеймса Конанта о том, чтобы хорошее образование не было привилегией «аристократов», конечно, сбылись, но дети гарвардских выпускников все-таки имеют некоторые неформальные преимущества при поступлении в это учебное заведение. А те, чьи родители готовы пожертвовать университету более полумиллиона долларов, пожалуй, и вовсе вне конкуренции.
«Конечно, если бы мы не использовали других, неакадемических критериев, — сказал мне сотрудник администрации Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе Томас Лифка, — уровень студентов в среднем был бы у нас выше». Это не совсем обычное признание — как правило, от представителей университетов слышишь, что льготы на уровень никак не влияют. Но правда и то, что, если ты поступил в хороший университет благодаря талантам и трудолюбию, тебя не заставят двигаться черепашьим шагом. Тебе не придется подлаживаться под тех, кто зачислен в то же учебное заведение для сглаживания социальной несправедливости. Дэниел Хоффман, который в статье Поступление длиною в год, подробно делится с «Журналом» своим опытом поступления, рассказал, что Мэрилендский университет признал его академические успехи блестящими. «Меня зачислили в группу отличников. У нас будет более интенсивная и сложная программа, на семинарах не более 20 человек, свои лекции, коллоквиумы и внеклассные занятия. По крайней мере, так мне написали».
Автор: Маша Липман
Источник: Еженедельный журнал, 11.06.2002