оно имеет определенную тенденцию доказать, что человеческий тип существует извечно. Взгляды реакционеров, подобных Шпенглеру, должны быть решительно отвергнуты.
Не может быть признана правильной и гипотеза К. И. Столыгво, который утверждает, что неандертальская группа есть лишь одна из рас вида человека разумного и что ее типичная форма характерна для мустьерской эпохи. Он считает, что тип неандертальца еще кое-где встречается в современном человечестве.
Более древние гоминиды с выраженным надглазничным валиком, низким сводом черепа и отсутствием подбородочного выступа— это, по Столыгво, плюс-варианты неандерталоидов, или пренеандерталоиды, а с облегченным рельефом и более высоким сводом — минус-варианты, или постнеандерталоиды. Большинство последних якобы не что иное, как помеси неандертальцев с современными людьми, а прочие, с менее массивным скелетом — истинные потомки неандертальцев. Но все эти соображения К. И. Столыгво не могут опровергнуть положения о стадиальности в преемственности физических типов ископаемых гоминид и об отсутствии неандерталоидных групп в современном человечестве. Между тем из гипотезы К. И. Столыгво вытекает необходимость сближения современных австралийцев с неандертальцами. Однако австралийцы по основным чертам их физического строения несомненно неоантропы, т.е. люди современного типа с надбровными дугами, а не с надглазничным валиком; не представляют они собой также и помеси неандертальцев с человеком разумным.
К возражениям против мнения о происхождении людей современного типа от неандертальцев относятся указания на то, что его представители якобы существовали не только одновременно с позднейшими неандертальцами (это в отдельных случаях можно допустить), но и гораздо раньше, одновременно с более древними неандертальцами и даже с обезьянолюдьми. Так, приписывали подобную глубокую древность широко известному в антропологической литературе представителю ископаемых гоминид—эоантропу, или “человеку зари”. В 1911 г. Даусон заявил, что нашел близ с. Пильтдауна, в 70 км к югу от Лондона, нижнюю челюсть и обломки костей мозгового отдела черепа очень древнего человека. Позже Даусон сообщил о находке небольших фрагментов и от другого подобного черепа, а также нижнего клыка неподалеку от первого местонахождения.
Однако нижняя челюсть с ее клыком, выдающимся из зубного ряда, очень похожа на обезьянью и сильно дисгармонирует с костями мозгового отдела черепа. Несмотря на это английские антропологи объявили, что челюсть и кости мозгового отдела относятся к одному и тому же черепу ископаемого представителя современного человека. Разнообразные реконструкции черепа делал английский анатом и антрополог Артур Кизс.
Советские ученые всегда относились с большим недоверием к находке в Пильтдауне. Разоблачение ее научной недостоверности последовало в 1954 г. Оказалось, что нижняя челюсть принадлежит современному шимпанзе. Для придания древней окраски нижнюю челюсть искусно подкрасили двухромовокислым калием.
Разбор находки эоантропа показывает, что связанная с ней попытка некоторых ученых сделать современного человека древнее неандертальца (являющегося его предком) потерпела неудачу.
С черепом эоантропа в последнее время связывали фрагмент женского черепа, обнаруженный в 1935 г. в Сванскомбе, на р. Темзе (Англия). По найденным здесь же орудиям ашельского типа фрагменту приписывается очень большая геологическая древность, которая, однако, довольно сомнительна. Судя по фрагменту, длина черепа должна равняться 185мм, ширина 144 мм; вместимость черепной коробки определена приблизительно в 1350 см3; свод черепа низкий.
Я. Я. Рогинский произвел специальное исследование, в котором достаточно ясно показал, что в затылочной кости сванскомбского человека обнаруживаются неандерталоидные особенности.
Неверная трактовка так называемого олдовайского скелета может служить поучительным примером попытки придать типу современного человека чрезмерную древность. Этот скелет был открыт немецким геологом Гансом Рекком в 1913 г. в восточной Африке, к западу от вулкана Килиманджаро, в пункте по названию Олдовай.
Скелет хорошо сохранился и был найден неглубоко под поверхностью почвы. По типу он очень напоминает скелет современного негра массаи. Зубы у него подпилены, как у негров. Скелет лежал в скорченной позе, как если бы он был туго связан перед захоронением. В том же слое была найдена древняя ископаемая фауна. Г. Рекк считает, что олдовайский человек жил примерно 250 тысяч лет назад.
Но, по мнению других ученых, скелет из Олдовая принадлежит современному негру, который был лишь захоронен в слоях, содержащих кости древних животных.
Проверочная экспедиция 1932 г. в Олдовай, включавшая. Г. Рекка и еще двух ученых, нашла дополнительно около 1500 каменных орудий большой древности и остатки третичных млекопитающих. Но глубокая древность скелета не подтвердилась, так как исследование остатков почвы, приставших к костям, обнаружило примесь более поверхностных, т. е. более молодых, по своему геологическому возрасту, слоев. По мнению Ч.Ф. Купера и Д.М.С. Уотсона это ясно обозначает малую древность захоронения. Так обнаружилась несостоятельность попытки Рекка приписать чрезмерную древность типу современного человека.
История о находке очень древнего представителя современного человека в Африке оказалась легендой, созданной и поддерживавшейся теми учеными, которые желали доказать, что тип современного человека древнее неандертальского и существовал в неизменном виде едва ли не весь четвертичный период. Но весь ход эволюции верхнетретичных приматов и четвертичных гоминид, как мы видели, противоречит этому взгляду. И недаром легенда об олдовайском человеке встретила недоверчивое отношение со стороны многих ученых. Она оказалась разрушенной до основания на Всемирном конгрессе археологов в Лондоне в августе 1932 г.
Другой немецкий ученый биолог Отто Клейншмидт, известный своим идеалистическим учением округах биологических форм, точно также утверждает ложную идею об извечности типа современного человека. По его гипотезе, каждый вид развивается как независимая совокупность разновидностей и прочих мелких подвидовых единиц, не имеющая никакого родства с другими кругами форм. Вопрос о предках данного круга форм мало интересует Клей ншмидта. Он объявляет все ископаемые формы гоминид, начиная с Питекантропа,- относящимися к кругу людей разумных. Так Клейншмидт смыкается с Шпенглером.
Учение об извечности типа человека разумного по существу отрицает эволюцию и находится в тесном родстве с религией. Оно является завуалированной попыткой квазинаучного истолкования библейского мифа о чудесном творении первых людей.
Другую группу научных построений составляют разные гипотезы, биологизирующие процесс формирования человека, как якобы не зависящий от социальных влияний. Все это— метафизические концепции, проповедующие понятие о человеке, как просто о двуногом млекопитающем.
Одна группа гипотез такого направления кладет во главу угла систему желез инкреции и тенденциозно преувеличивает значение факта растянутости процесса индивидуального развития у человека. Замедление трактуется как существенная сторона процесса фетализации, свойственного многим позвоночным и беспозвоночным животным. По аналогии с ними фетализация усматривается идеалистическими учеными и в преобразовании типа неандертальца в тип современного человека.
Так, Д. Л. Г. Бекстон и Г. Р. де-Бир исходят из того, что по черепу ребенок палестинского неандертальца Схул I более сходен с современным взрослым человеком, чем с современным ребенком или взрослым палестинцем. Они полагают, что череп современного человека сформировался из сходного с черепом ребенка-палестинца, вследствие эволюционного процесса задержки формы на ранней ступени индивидуального развития, т.е. педоморфоза—процесса, который почти равнозначен фетализации.
Мы не можем стать на такую точку зрения, так как сводить длительное историческое формирование человека только к биологическим моментам совершенно невозможно. Например, сильное увеличение головного мозга у человека является в значительной мере следствием его общественного развития. Это вызвало сильное разрастание мозговой коробки, что придает человеческому черепу чисто внешний вид сходства с детским типом, будь это современный ребенок или ребенок палестинского неандертальца.
Взгляд Бекстона и де-Бира находится в тесном родстве с концепцией голландского анатома Луи Болька, основателя теории фетализации, или ретардации, в применении к происхождению человека. Он считает, что взрослый человек в строении своего тела имеет много черт, обязанных процессу замедления или задержки развития разных, в том числе и очень важных органов.
К таким “детским” чертам у взрослого, помимо указанных черт сходства в преобладании мозгового черепа над лицевым, Больк относит еще, например, некоторые особенности волосяного покрова. Однако истинные причины подобного влияния внешнего сходства не вскрыты Больком, который лишь малоубедительно указывает на исключительную роль желез внутренней секреции в онто- и филогенетическом развитии человека.
Как и у млекопитающих, у человека наряду с железами, выделяющими продукты секреции наружу, как потовые, сальные и млечные, имеются железы, выделяющие свои секреты, или гормоны, в кровь. К ним относятся эпифиз, гипофиз, щитовидная железа и зобная, или вилочковая, надпочечники, а также половые железы (семенники и яичники).
Гормоны, выделяемые клетками какой-нибудь железы внутренней секреции, проникают через стенки мельчайших капиллярных кровеносных и лимфатических сосудов, в изобилии находящихся в ее толще. Попадая в кровяное русло, гормоны достигают отдаленнейших мест организма, оказывая немалое влияние на его развитие, в частности на нервную систему.
Несомненно, степень развития человеческого тела и его отдельных органов в значительной мере зависит от нормального функционирования желез внутренней секреции. Они должны были играть и в процессе эволюции определенную роль, но, надо полагать, довольно ограниченную. Больк преувеличивает их значение. В этом он единодушен с Кизсом, который, приписывая типу строения гориллы акромегалические черты, прибегает к вовсе необоснованному фактическими данными предположению о том, что подобные особенности объясняются усиленным действием гипофиза у гориллы.
У человека при заболевании гипофиза развивается акромегалия, выражающаяся в разрастании носа, челюстей, пальцев кистей и стоп. Но оказывается, что у гориллы гипофиз не крупнее, а даже меньше, чем у человека. Кизсу остается лишь прибавить к своей гипотезе еще менее обоснованное допущение, что гипофиз у гориллы хотя и мал, но, должно быть, выделяет более сильно действующий секрет. Этому соображению в свою очередь можно противопоставить тот факт, что при акромегалии у человека гипофиз резко увеличивается в размерах, а это противоречит данному Кизсом и Больком объяснению характерных особенностей человеческого типа прежде всего действием инкреторной системы.
В объяснении филогенетического процесса фетализацией Больк тоже исходит из несостоятельного предположения о том, что изменения в системе внутренней секреции—это результаты действия особого принципа направленной эволюции, свойственного органическому миру.
Гипотеза Болька находится в теснейшем родстве с ортогенезом—идеалистическим направлением в биологии, обращенным против дарвинизма. Объяснение эволюции человека одними лишь особенностями развития его желез внутренней секреции ни в коем случае не может быть признано удовлетворительным. Оно слишком узко и односторонне, и для нас очевидна его в корне неверная сущность.
Не только в отношении человека, но и относительно любого позвоночного животного эволюция не может быть объяснена, как обусловленная только лишь какой-нибудь системой органов. В применении же к человеку теория фетализации является, кроме того, еще и явной попыткой биологизирования его специфического хода эволюции. Между тем самый ход онтогенетического развития человека видоизменялся, в частности, благодаря усиленному развитию головного мозга, возникновению новых пропорций тела и образованию других особенностей, которые развивались в результате влияния труда и других факторов формирования человека.
У человека внешние черты сходства с детской стадией, иначе говоря, черты некоторой фетализации, возникли вследствие особого пути развития, на котором в связи с прямохождением череп оказался разгруженным от лишних мышц и от костных гребней. Но в свою очередь само высокоразвитое прямохождение, свойственное современному человеку, есть продукт длительного влияния труда.
Человеческий мозг вовсе не задерживается на детской стадии и не представляет собой увеличенного мозга ребенка. Наоборот, вследствие его долгого роста и усложнения, человек является исключением из общего закона ранней церебрализации, т. е. характерного для других млекопитающих раннего окончания роста мозга в связи с его быстрым созреванием. Нельзя говорить о фетальности головного мозга взрослого человека, исходя лишь из его размеров и формы.
Возможность формирования исключительной сложности головного мозга у человека была первоначально обусловлена тем, что ближайшим предком человека была обезьяна, отличавшаяся уже высокоразвитым мозгом. Но анатомо-физиологическая сложность мозга современного человека объясняется в еще большей мере влиянием на него со стороны общественной жизни с ее трудом и членораздельной, речью, к чему добавляется влияние и мясной пищи. Вследствие усложнения социальных отношений в ходе формирования древнего человечества должны были выживать индивиды со все более и более, высокоразвитым мозгом. Между тем Больк считает, человека просто чем-то вроде “неотенической личинки” американского земноводного животного—амблистомы, которое, как известно, размножается в личиночном состоянии под названием аксолотля. Поэтому трактовать антропогенез так, как это делает Больк значит вычеркивать всю подлинную историю формирования человека.
В связи с этим отпадает данное Бекстоном и де-Биром объяснение сходства между черепами палестинского ребенка, и современного человека. Я. Я. Рогинский в опровержение гипотезы Болька указывает еще на то, что для зародышевого развития человека характерно не только замедление, но и ускорение в развитии органов, что понятия “запаздывание” и “ускорение” тоже недостаточны для характеристики механизма процессов формообразования человека, что невозможно допустить отсутствие всякой связи между структурой тела и окружающей средой. По теории же фетализации получается, что форма совершенно оторвана от функции. Я. Я. Рогинский справедливо пишет, что теория человеческой эволюции без предка, без территории, без прямохождения, без орудий труда не может ни в какой мере быть признана хоть сколько-нибудь удовлетворительной.
Воззрения Болька на антропогенез представляют собой, если можно так выразиться, “биологизацию изнутри”.
Другие ученые, стремясь объяснить процесс происхождения человека, обращаются к “биологизации извне”, т. е. представляют человека в виде чисто биологического существа, которое в своем долгом историческом развитии зависит в первую очередь от хода преобразования внешней природы, а не от общественно-экономического развития.
Подобные взгляды, которые мы условно обозначаем как географические концепции антропогенеза, тоже немало распространены среди некоторых антропологов и других ученых. Классовая направленность подобных гипотез достаточно ясна: в них проводится намеренное смешение природных и социальных факторов, человечество приравнивается к муравейнику или улью, к колонии каких-нибудь общественных животных, вроде птиц ткачиков, во множестве живущих в огромных коллективных гнездах, или же вроде бобров с их домами-плотинами.
Влияние географической среды на развитие культуры, техники, общества, а также физического типа людей несомненно существует. Но весь вопрос в том, насколько широко и глубоко оно проникает, как оно воздействует, можно ли его считать одинаково сильным на всех. стадиях формирования человека? Разве природа влияла на обезьянолюдей так же, как на современного человека? Разве можно преуменьшить значение социальной среды, которая именно, для человека является второй естественной средой и вне которой он погибает?
Первобытное общество людей развивалось на основе производства орудий, которые в известном смысле можно называть “искусственными органами”. Формирование человека было обусловлено, с одной стороны, влиянием внешней среды, с другой же стороны, притом в несравненно большей мере, характерным ходом развития самого общества, т. е. в первую очередь прогрессивного развития трудовых процессов и связанных с этим все новых производственных отношений между всеми членами общества древних людей.
В основе самодвижения процесса развития общества лежали те внутренние противоречия, которые беспрестанно возникали и разрешались, благодаря беспрерывно изменявшейся взаимосвязи первобытного коллектива и природы. Так, например, развитие охоты на крупных млекопитающих стало возможным лишь на известной стадии технического прогресса. Оно явилось известным и, притом, немалым шагом вперед по отношению к предыдущему состоянию, когда разница между мужчинами и женщинами в образе действий при добывании средств к существованию была менее значительна. Осуществление нового способа добывания источников пищи охотой на крупных животных производилось больше мужчинами, а прежние формы, например поимка мелких животных, собирание корнеплодов, ягод, осуществлялось преимущественно женщинами. При охоте на средних и особенно на крупных зверей опытность и сметливость приобрели особое значение, так как малейшая неосторожность могла не только привести к тому, что зверь мог ускользнуть, но и повлекла бы за собой гибель охотников, например от ударов бивней или под ногами слона.
Отдавая должное влиянию географических и прочих природных условий, следует учитывать, что они воздействовали на древних людей через социальную среду, пусть еще слабую, но уже качественно иную. Глубоко ошибаются многие ученые, которые, как, например, Ганс Вейнерт, считают, что суровый четвертичный период с его колебаниями климата ледниковой эпохи явился главнейшей причиной высокого развития человека, познавшего благодетельное значение огня и одежды.
Ледниковый период создал человека, говорит Вейнерт. Этим самым он дает пример неправильной постановки вопроса, так как механически сводит факторы эволюции человечества к влиянию условий внешней среды.
По существу Вейнерт лишь повторяет старинные взгляды эволюциониста Морица Вагнера (1813—1887). По мнению Вагнера, развитие человека из антропоида последовало под влиянием ледникового периода (хотя следует отметить, что этот ученый в 1871 г. указывал на важную роль искусственного изготовления орудий в процессе антропогенеза).
Вейнерт считает, что огонь есть неотъемлемый, первейший по значению элемент характеристики человека. Однако, хотя огонь и является весьма характерным для древних людей (даже для синантропов), все же знакомство с ним было известно не только древним людям, жившим в холодных местностях, но и обитавшим в теплых и жарких странах, где ночью во многих местах сыро, а в дождливое время бывает и холодно. Нет оснований думать, что огонь возник у древних людей только в связи с наступлением ледниковой эпохи. Но и отрицать, что условия ледниковой эпохи явились сильным стимулом развития человека в тех местностях, в которых он испытывал ее влияние, конечно, нельзя. Отдельные же человеческие группы могли, наоборот, не выдерживать борьбы с оледенением и погибать.
Географическим условиям чрезмерное значение приписывал Г. В. Плеханов (1856—1918). Он считал, что только благодаря свойствам географической среды наши антропоморфные предки могли подняться на ту высоту умственного развития, которая была нужна для превращения их в делающих орудия животных.
До какой степени Г. В. Плеханов переоценил значение географической среды, видно из того, что, по его мнению, именно ее свойства в первую очередь обусловливают развитие производительных сил, от которых зависит дальнейшее развитие экономических и всех других общественных отношений. Он утверждал, что развитие общественно-экономических отношений в конечном итоге определяется свойствами именно географической среды.
В данном случае мы видим переоценку географических условий, механическое сведение процесса антропогенеза на приспособление предков человека лишь к внешним природным условиям. Другими словами, признание влияния географической среды за фактор первостепенного значения обозначает умаление роли социальной среды.
Значение географических условий в эволюции человека вовсе не надо переоценивать, но лишь отводить им при анализе движущих сил антропогенеза должное, подчиненное место. Внешнее влияние природных условий надо сочетать с факторами развития самого общества.
Быстрый прогресс человечества в последние тысячелетия и в современный исторический период является ярким подтверждением того, что общество претерпевает ряд коренных изменений, в то время как окружающая природа и само человеческое тело могут оставаться при этом почти не изменившимися. Во всяком случае эти изменения несоразмерно малы по сравнению с преобразованиями в ходе развития общества.
Напротив, при сравнительно небольших сдвигах в структуре первобытного общества на древних стадиях его развития человеческий организм подвергался более значительным изменениям, так как совершенно новые условия общественного труда неотступно влияли в определенных направлениях на перестройку человеческого тела: оно было во многом еще сходно с обезьяньим типом строения и еще далеко недостаточно приспособлено к труду, в свою очередь приобретавшему все новые и новые формы.
Кроме того, подчеркнем, что все подобные, в частности формальногенетические, концепции антропогенеза очень часто ведут к расистским взглядам на человека и его расы.
Действительно, зачатки трудовой деятельности мыслимы и у высокоразвитых антропоидов, подобных верхнетретичным предкам человека, даже при условии их получетвероногого положения. Нам известно употребление камней в качестве орудий у маленьких яванских макаков, живущих на островах Малайского архипелага: их называют крабоедами за привычку охотиться на крабов и других ракообразных, панцирь которых они разбивают с помощью камней. Спустившись с деревьев, обезьяны отправляются на берег моря или реки и здесь употребляют камешки в качестве орудий, а затем их бросают.
Если вообразить себе человекообразных обезьян типа австралопитеков, вынужденных находить пищу в степной или полупустынной местности, то нетрудно представить себе различные способы добывания ими пищи, в том числе с помощью камней, наподобие того, как это делают макаки-крабоеды. Но так как головной мозг у антропоидов гораздо выше развит, то предчело-веческие зачаточные формы труда у них могли продвинуться дальше только при наличии подходящих условий.
Недавно было опубликовано сообщение о том, что в Либерии наблюдали, как самец шимпанзе принес на скалу ветви масличной пальмы и камнем разбивал орехи.
Можно думать, что какие-нибудь древние наземные четвероногие или, вернее, получетвероногие-полудвуногие человекообразные обезьяны дошли бы и до постоянного изготовления самых примитивных орудий. Превратившись, таким образом, в обезьянолюдей, они наверняка застряли бы на самом низком уровне культурного развития и остались бы на нем, может быть, и до сих пор. Но если бы они под влиянием труда перешли к прямохождению, то лишь тогда у них смогла бы развиться членораздельная речь и человеческое сознание на основе потребностей выполнения коллективных трудовых действий. Ибо переход к прямохождению был решающим шагом на пути очеловечения обезьяны. Без прямохождения на Земле могли бы развиться только какие-нибудь обезьяночеловеческие существа, но не выше. Таким образом, одной из наиважнейших задач учения об антропогенезе является углубленное исследование процесса развития прямохождения, речевого аппарата и головного мозга у предков человека, у людей формировавшихся и людей современного типа.